— Всё равно возьми, потому что все остальные люди там от Салеева будут. А ты один не справишься.

— Хорошо, — кивнул Усимов. — Панченко и Митяхина прихвачу.

— Прихвати. И гоните туда вперёд, чтобы до Тимохина успеть. Как его заберут, начинайте допрашивать. Но тут момент — следите, чтобы с вами был кто-то из салеевских, чтобы к нам потом никаких претензий.

— Я понял.

— Ну и езжай, если понял.

Татьяна Лапина

31 мая, вторник, день

— Всё собрали, ничего не забыли? — спросил Лёха у построившегося у машин личного состава.

На этот вопрос никто ничего не ответил, что подразумевало небывалую тщательность сборов. Разве что Пашка сказал:

— Даже машины по винтику пересмотрел, всё в норме.

— Ну и хорошо, — сказал Лёха. — Разведрота отходит в пункт постоянной дислокации, они по своим задачам отработали, так что с ними мы выдвигаемся. Так оно безопасней будет, чем своим ходом. Кстати, солнце наше рыжее с нарождающейся личной жизнью, ты вот что скажи: ты с нами едешь или уже не с нами?

Маша, как раз затягивавшая хвост на затылке и державшая резинку в губах, кивнула, затем справилась с причёской и уже потом сказала:

— С нами. И Белявский тоже с нами поедет.

— Ну ты глянь, уже прижился. Снайпер, — с ехидством сказала Вика, и Маша просто показала ей розовый язык.

Настроение у всех было приподнятым, почти праздничным. Нет, разумеется, все понимали, что ребята пока находятся на враждебной территории, что ещё всякое может случиться, но сам факт того, что они самостоятельно вышли на связь, что уже недалеко от безопасной территории, что уже назначена встреча, обнадёживал до крайности. Поэтому упаковались лихо, когда ротная колонна разведчиков начала строиться, отряд уже сидел по машинам, в брониках, шлемах и масках, готовый начать движение.

— Ну видок у вас, сам со страху разбежишься, — ехидно объявил неожиданно появившийся Белявский, забросивший свой рюкзак в головной «уазик». — Рейнджеры, блин, чисто рейнджеры. Мария Александровна, красота наша невероятная, присоседиться позволите ли?

— А если не позволю — удалитесь? — поинтересовалась она.

— Да ни за что, следом побегу, — помотал белобрысой головой старлей. — Или вон в «таблетке» поеду, там на одного Пашку две юные девы.

— Я тебе поеду, разболтался.

Белявский загрузился, сразу схватился за рацию. Бэтээры разведроты взревели моторами, в середину колонны встроились машины с миномётами на прицепе, которые тоже подтягивались сюда на случай серьёзной войны, но так и не сделали ни единого выстрела. Вперегонки заревели заводящиеся дизеля, поднялись клубы вонючего солярного дыма, колонна тронулась.

— Эх, завоняют нас, — сокрушённо сказал Белявский, нюхнув воздух. — Надо было вас на броню сманивать, а тут бы баранку самые стойкие крутили.

— Мы тут все сплошь самые стойкие, — заявила Татьяна, как раз сидевшая за рулём. — Связался с нами — с нами и мучайся, умный какой.

— Разведчикам острый ум присущ от природы, — парировал Белявский. — Естественный отбор, так сказать.

— А как же тогда ты в разведчики попал, не пойму? — вроде как поразилась она.

Трудно сказать, что именно старлей собирался ответить, но тут его отвлекла рация. Колонна втянулась в лес и пошла в сторону Нижнего по пустынной дороге, пугая рёвом моторов птиц. Все насторожились, смыкавшийся прямо за обочинами густой лес вызывал напряжение. Хотя хлебозавод и железнодорожный разъезд взяли почти без стрельбы, всё очень уж гладко не прошло. Уголовники из бывшей банды Крапа с потерей территории, на которой они уже считали себя полновластными хозяевами, не смирились. Точнее, смирились не все. Те, кто и так был на рядовых ролях, пошли искать счастья в других группировках, а вот те, кому было что терять, начали постреливать. Пока у военных потерь не было, но всё это до поры до времени. Вчера даже хлебозавод обстреляли из пулемёта.

— В деревне перестрелка была, — как раз сказал Белявский, закончив связь. — У нас двое раненых. У мотострелков.

— Это где? — спросила Татьяна, насторожившись.

— В Бабкине, километров десять отсюда, — показал рукой за спину Белявский. — Туда взвод выдвинулся на трёх БМП себя показать и нарвался. Бандюки ушли. Чует моё сердце, как в ППД придём, так нам и объявят, что езжайте, соколы ясные, обратно. Там каша заваривается.

— Игорь, ну а как ещё? — спросила его Маша. — Вы же территорию не просто так отбили, верно? А мы тут наслушались, что бандиты по деревням творили. Надо было или не браться, или теперь не жаловаться. Одно из двух вроде как.

— Да я не о том, — сказал старлей. — Я вообще не вижу смысла нас отводить, это же с самого начала было ясно, что без драки не обойдёмся. Поначалу всегда так — сначала затишье, пока противник в обалдении и растерянности. А затем с каждым днём всё больше и больше проблем. Соберутся с силами, прикинут, что к чему, тактику выработают и начнут. Начинают уже, по факту.

— Это да, — согласилась Маша. — Вы же их с кормовой базы согнали, им либо к другим за милостыней идти, либо с вами воевать.

— Тут сложнее. У нас, по тем данным, что из ППД получили, выходит, что банды, которые ближе к Горькому-16, предпочли пойти на мировую и провести границы. Перемирие у них там. Железную дорогу договорились беречь, из города отходят, в общем, проявили сознательность. А этим вроде как теперь и терять нечего.

Сергей Крамцов

31 мая, вторник, день

Шли по дороге, быстро, всё также с бронетранспортёром во главе колонны. Ученого спрятали уже в «бардаке», Большой уступил место стрелка Зудину, который заявил, что лучше него с башенным вооружением бронетранспортёра никто не справится. Я был склонен ему поверить, поэтому пожелание выполнил.

Когда до места оставалось около тридцати километров, мы на всей скорости пронеслись через скопление расстрелянных грузовиков и снесённую баррикаду. Похоже, что здесь был какой-то дорожный заслон, и ещё было похоже, что через него всей мощью проломилась колонна «фармкоровских». Всё было расстреляно, сожжено, уничтожено, почерк уже знаком. Эти если бьют, то насмерть, до кровавых брызг. Останавливаться не стали, гнали дальше и чуть не нарвались километров через десять на неприятности. Почему-то решив, что разгромленный блок был единственным, мы с ходу вылетели на ещё один, километров через семь после первого.

— Стой! — успел крикнуть я, когда из-за поворота лесной дороги показалось скопление бетонных блоков. — Назад! Огонь на подавление!

Командовать Зудину было лишним. Я ещё слово «подавление» не успел закончить, а пулемёты башни уже загрохотали вперегонки. Строчка пуль, вышибая пыль и искры, хлестнула по укреплению, и тут же к нашему оружию подключились пулемёты «бардака».

Кто-то, не успевший укрыться, упал прямо перед стеной блока, качнулся и сразу быстро задымил «шестьдесят шестой», прошитый очередью из КПВТ, бросили свой пост пулемётчики, метнувшиеся в укрытие, а тяжёлые пули разнесли на запчасти брошенный ими «Утёс». Над стеной ванькой-встанькой возникла фигура с трубой на плече, дымная стрелка метнулась к нам оттуда, со звоном отрикошетила от брони ударившая по касательной граната, затем вторая со страшным звоном ударила в бэтээр прямо из-за кустов, в упор, но тоже отлетела, не успев встать на боевой взвод, а наша броня, огрызаясь из всех стволов, сдавала задом, завывая трансмиссией.

— В кювет и на разворот! — закричал я.

— Есть! — крикнул Санёк, бросая машину с дороги.

Качнуло, с треском обрушилось тонкое деревце, что-то тяжко и глухо ударило по броне, заставив сердце замереть в трусливой судороге, но без каких-либо последствий. Зудин даже из раскачивающейся машины умудрялся постреливать, КПВТ грохотал, и звенела латунь в гильзоотводе. В командирское окно было видно, как «бардак» лихо проскочил мимо стволов дерева, разворачиваясь уже между деревьев. Серый дымный след мелькнул слева от нас, ствол сосны брызнул крупной щепой, и высокое дерево вдруг начало заваливаться на соседние, не в нашу, к счастью, сторону. И я подумал, что это точно не РПГ, а что-то посерьёзней.